Игорь Иванюк
Плотность композиции не позволяет глазу остановиться, офортное кружево требует пристального разглядывания, угадывания с тихим азартом новых деталей, вплетённых в паутину изобразительного текста напоминающего кино - картинку. Листы скорее смонтированы по законам кадра в <<экранизацию>> литературы повседневности, заселенную химерами личных привязанностей. Максимализм метода происходит из маниакальной настойчивости, с которой автор заполняет всё пространство офортной доски. Текст становится густым, поглощая знаки препинания, сливается в единый поток сна - бреда. Застывшая суетливость впечатлений, влюбленностей, изкнижных ассоциаций и дружеских рукопожатий создаёт избыточный контекст индивидуальности настойчиво проговаривающейся с достоверностью исповеди. Пространство теряет линейные характеристики до гипертрофии, с трудом вмещая голоса и шёпоты, скрывающихся в изнанке образов сирен и кентавров, мира обречённого на мужское и женское. Гул сбивчивой речи, сливаясь в единый шум, застывает в мифопоэтической арабеске, костюмированной пантомиме.
Острое переживание ущербности мира превращает художника в нарцисса охваченного чувством сиротства. Творчество становится внутренним подвигом, целью которого является оправдание жизни, на путях любви ведущих к дому, к отцу....
Человек не способен контролировать свою память, существующую вне логики - воли, живущую по законам неудовлетворённой страсти стремления к наполненности, подобно вечно голодному хищнику. Истинную ценность событие обретает, когда становится воспоминанием, подчиняясь неизбежности утраты. Неизбежность памяти - неизбежность любви.